С.Ф Платонов
К истории московских земских соборов

На главную

Произведения С.Ф. Платонова

СОДЕРЖАНИЕ

I. Литература о земских соборах

С середины ХVI-го до середины ХVII-го века в Московском государстве рядом с постоянною государевою думою действует другой совещательный орган, называемый в науке «земским собором», а в памятниках того времени «советом всея земли», «всею землею», или просто «собором». Очень давно этот «совет всея земли» стал интересовать ученых исследователей, и они пытались дать ему научное определение. Наш известный юрист, недавно умерший Б.Н. Чичерин отнес соборы к тому типу сословных представительных собраний, который развился в средневековых европейских государствах и исчез с усилением монархического начала в конце средних веков.* Полную параллель наших соборов с западно-европейскими сословными собраниями старался установить В.И. Сергеевич, полагавший, что и причины возникновения соборов на Руси были одинаковы с причинами, породившими сословные собрания на западе: и там и здесь народное представительство служило орудием государственного объединения. Монархическая власть в своей объединительной деятельности искала опоры себе в сословиях и созывала на совет их представителей; когда же объединение достигалось, тогда необходимость в такой опоре упразднялась, и сословные собрания исчезали из практики.** Но в то время, как Чичерин смотрел отрицательно на политическое значение московских соборов и думал, что они исчезли «просто вследствие внутреннего ничтожества», проф. Сергеевич наблюдал в соборах «условия жизненности». По его словам, «в патриотической деятельности их (то есть, соборов) московские государи всегда находили поддержку всем своим благим начинаниям. Соборы всегда стояли на страже закона и безопасности государства. Если государи перестали созывать собор, то причину этого надо искать в сторонних влияниях». Сам г. Сергеевич это стороннее влияние приписывал московским боярам. Взгляд г. Сергеевича был принят последующими исследователями соборов, и среди них стало господствовать желание возможно полнее представить деятельность соборов и возможно яснее доказать их жизнеспособность. Первой цели думали достигнуть тем, что в изложение истории соборов включали не только действительные соборы, но и все те явления московской жизни, в которых желали видеть ту или иную форму «обращения к народу», или же проявление «соборного начала». Таким способом создано было понятие о соборах «неполных» и «фиктивных», иначе говоря, о соборах, которые вовсе не были соборами. Внешняя история соборов, благодаря этому, стала запутанной и сбивчивой и не давала (например, в наиболее «полном» изложении г. Латкина)*** никакого понятия о внутреннем развитии изучаемого учреждения. Второй цели думали достигнуть тем, что доказывали активную роль соборов в строении государственного порядка и не считали возможным представлять их «чисто совещательным учреждением» при Монархе. Но так как ограничительного значения соборы явно не имели, то оставалось утверждать, что их роль была велика, но точно не определима, и что в основе соборов «лежал факт, а не право». Это утверждение редактировалось иногда и иначе, словами известного славянофила К.С. Аксакова, говорившего, что на соборах «отношения царя и народа определяются: правительству — сила власти, земле — сила мнения».**** Подобными формулами правовое значение соборов, конечно, не могло быть точно выяснено; но существенно важная роль соборов в жизни государства все-таки была показана.

______________________

* Б.Н. Чичерин. «О народном представительстве». М. 1866. (Второе издание: М. 1899).
** В.И. Сергеевич «Земские соборы в Московском государстве» («Сборник Государственных Знаний» т. II, Спб. 1875).
*** «Земские соборы древней Руси». В. Латкина (СПб. 1885).
**** «История права Московского государства». Н.П. Загосокина. Том I, Казань, 1877, стр. 336 и след. Полное собрание сочинений К.С. Аксакова. Т. І, М. 1861, стр. 150, 296 (по второму изданию: М. 1889, стр. 147, 283).

______________________

Новый период в изучении наших соборов настал тогда, когда появились труды М.Ф. Владимирского-Буданова («Обзор истории русского права») и В.О. Ключевского («Состав представительства на земских соборах древней Руси»).* Первый из этих ученых с чрезвычайною точностью и ясностью мысли подверг критике выводы своих предшественников в изучении соборов, дал правильное определение самого понятия о земском соборе, бросил новый свет на обстоятельства происхождения и прекращения соборной практики, представил впервые строго научный обзор деятельности соборов и их компетенции, — словом, дал прекрасный очерк изучаемого учреждения, отвечающий всем требованиям ученой критики. Немногим позже В.О. Ключевский поставил заново вопрос о составе представительства на земских соборах и пришел к выводу, что в ХVІ веке московская жизнь не знала еще выборного представительства в тех формах, в каких мы его себе теперь представляем. На соборах XVI века «из городов выбор» мог и не означать выбранных местными обществами представителей; состав представителей определялся самим московским правительством, которое звало на совещание тех провинциальных людей, которых оно само знало и считало способными судить о местных нуждах и взглядах, хотя никто их к тому и не выбирал и не уполномочивал. Мысль о выборном сословном представителе, уполномоченном представлять на соборе нужды и желания своих избирателей, выработалась среди смуты, в начале XVII в., и соборы при государях новой Династии сложились уже по иному типу. Этот вывод В.О. Ключевского, принятый затем и проф. Владимирским-Будановым, открыл смысл внутреннего развития в жизни соборов. В истории соборов обнаружено было известное движение, и старый взгляд, что соборы не пережили своей зачаточной фазы, был окончательно осужден.

______________________

* Первые два издания «Обзора» проф. Владимирского-Буданова появились в 80-х годах, третье — в 1900 году. Статьи проф. Ключевского напечатаны в «Русской Мысли» 1890 г. (январь), 1891 г. (январь) и 1892 г. (январь). Они, к сожалению, не окончены; некоторым продолжением их могут служить страницы 377-379 третьего издания книги г-на Ключевского «Боярская дума древней Руси» (М. 1902).

______________________

Предлагаемая статья имеет своею целью, воспользовавшись накопившимся в нашей науке материалом, представить в возможно кратком очерке изложение того, как возникли соборы, какие внутренние перемены в них произошли за время их столетнего существования и какие причины повели к прекращению соборов. Краткий очерк внутренней истории соборов имеет в виду познакомить читателя с самым существенным и любопытным в жизни изучаемого учреждения — с внутренним ростом соборной практики и с обстоятельствами ее падения.

II. Происхождение земских соборов

Для того, чтобы отличить земский собор от иного рода собраний или скопищ, надобно помнить, что собор слагался из трех необходимых составных частей. Во-первых, в состав «совета всея земли» входил освященный собор русской Церкви с митрополитом, позднее патриархом во главе; освященный собор имел свое собственное устройство и включался в собор земский, как отдельная его часть, действовавшая по своим привычным правилам и подававшая свой голос особо от прочих групп соборных участников. Во-вторых, в состав земского собора включалась боярская дума, составлявшая постоянный совет государя и сохранявшая в составе собора свое обычное устройство, свою «старину и пошлину». Действовавшая обыкновенно нераздельно с Монархом, дума участвовала с Ним в занятиях собора в качестве руководящего органа, не смешиваясь с массою собора, а как бы возвышаясь над нею. И, в-третьих, в состав земского собора входили земские люди, представлявшие собою различные группы населения и различные местности государства. Присутствие этих земских представителей было необходимо для того, чтобы освященный собор и дума, составлявшие вместе высший правительственный совет, могли превратиться в «совет всея земли». Без земских людей «собор» из духовенства и бояр не представлял собою «всю землю» и так не назывался; равным образом, если в каком-либо совещании отсутствовала дума или освященный собор, то совещание это — не «земский собор», а нечто другое, чему надо сыскать другое имя. Словом, наличность всех трех указанных составных частей есть необходимое условие для земского собора; «отсутствие одной из них делает собор не неполным, а невозможным» (слова проф. Владимирского-Буданова).

Соединение в одном совещании думы и духовного собора было исконным древнерусским обычаем. Во всех важных случаях государственной практики и церковной жизни государь с своим «синклитом» и митрополит (позже — патриарх) «со властями» (так назывались иерархи) сходились вместе и сообща обсуждали предлежащее дело. Вопрос о времени происхождения земских соборов есть в сущности вопрос о том, когда именно к экстренным совещаниям «властей» и бояр стали призываться новые советники — «всяких чинов люди», взятые из среды управляемого общества. Так поставленный вопрос избавляет нас от необходимости рассуждать о том, были ли земские соборы продолжением и заменою веча, или не были. Все серьезнейшие исследователи сошлись на одном мнении, что между вечем и собором нет непосредственного реального преемства. Шум вечевых собраний затих на Руси раньше, чем созрел и окончательно сложился тот политический порядок, которого плодом и выражением были земские соборы. Вместо того, чтобы выслеживать пережитки вечевых традиций в позднейшую пору московских порядков, основательнее будет посмотреть, не было ли в древнейшие времена чего-либо напоминающего земский собор, то есть, совещаний княжеских бояр и церковных властей с представителями земщины. Если бы мы нашли такие совещания, то для нас были бы обнаружены родоначальники изучемых нами соборов и нам стало бы понятно, что соборы идут не от вечевых традиций, а от иной формы княжеского народосоветия.

Мы не будем долго останавливаться на известии летописи под 1096 годом о том, что князья, враждовавшие с Ольгом Святославичем, звали его на мир такими словами: «Поиди Кыеву, да поряд положим о Русьстей земли пред епископы и пред игумены и пред мужи отец наших и пред людми градьскыми». В этом перечне нельзя, конечно, видеть ни веча, ни земского собора. Ученые согласны в том, что это — совещание «властей» и думы, к которому предполагалось привлечь «градских людей», то есть, тех «старейшин», которые тогда постоянно призывались в княжеские совещания. Интересно здесь, однако, установить, что и в эпоху вечевых собраний существовали такие независимые от веча формы совещаний, в которых правительственный элемент сходился с земским. Для нас гораздо важнее известие московских летописных сводов под 1211 г. о том, как великий князь Всеволод укрепил за своим вторым сыном Юрием, мимо старшего сына Константина, город Владимир. «Князь великий Всеволод», говорит летописец, «созва всех бояр своих с городов и с волостей и епископа Иоана и игумены и попы и купцы и дворяны и вси люди, и да сыну своему Юрью Володимер по себе». На первый взгляд, здесь действует прямой земский собор: и бояре, и «власти», и «вси люди», при чем на совет созваны даже лица «с городов и волостей». И.Е. Забелин, поддаваясь первому впечатлению, написал прямо: «был созван земский собор, первый по времени (1211 г.)».* Но свойства приведенного известия таковы, что заставляют быть осторожными в выводе. Прежде всего, не во всех летописях дело изложено одинаково: есть рассказ о данном деле, по которому передача Владимира Юрию была решена по совету одних бояр и епископа. На основании этого последнего рассказа проф. Ключевский склонен думать, что при Всеволоде не было «всесословного собора или земского веча, ни законодательного, ни совещательного».** На это можно было бы заметить, что в двух летописных рассказах переданы два разных момента дела: сначала с епископом и боярами князь выработал решение («многосоветоваша о сем»); затем на общем соборе это решение получило окончательную санкцию («да сыну своему Юрью»). Но в известии о соборе все-таки есть нечто сомнительное. Оно слишком исключительно для данной эпохи, слишком одиноко: в летописном материале удельного периода не встречается известий, с ним однородных. Невольно является мысль, не перенес ли редактор данного летописного свода в изображаемую эпоху черт своего времени? Он работал в начале XVI века, если не в конце ХV-го: в его пору скорее, чем в XIII веке, могли существовать совещания, подобные тому, какое он изобразил в 1211 году.*** Мы знаем, что в 1471 году, пред походом на Новгород, Иван III «разосла по всю братию свою и по вся епископы земли своея, и по князи и по бояря свои и по воеводы, и по вся воя своя, и якоже вси снидошася к нему, тогда всем возвещает мысль свою, что ити на Новгород ратию... И мысливше о том не мало и конечное положыша упование на Господа Бога. И князь великий прием благословение от митрополита... и от освященного собора и начат вооружатися ити на них; такоже и братиа его, и вси князи его и бояря, и воеводы и вся воя его». В этих словах пред нами рисуется картина многолюднаго совещания. В нем участвует «весь священный собор», затем дума («князи и бояря») и сверх того «воеводы и вся воя», то есть, та служилая среда, которая не входила в состав постоянного государева совета. Если даже не верить рассказу о соборе 1211 г. и считать, что он редактирован летописцем позднейшим, то рассказ о 1471 годе заставляет нас поверить тому, что в XV веке Московская Русь знала уже форму народосоветия, близкую к нашему определению земского собора. Правда, земские люди на совете 1471 года представлены только воеводами и «воями», то есть, одними служилыми людьми; но мы увидим, что таково или почти таково было представительство и на первых точно нам известных земских соборах XVI столетия. Таков был земский элемент и на знаменитом Стоглавом соборе 1551 года, где вместе с духовными отцами сидели «князи и боляре и воини». царь Иван Васильевич, обращаясь к участникам этого собора, взывал не к одному духовенству: «весь священный собор (говорит Он) и иноцы и прочии вси Божии молебницы, такоже и братия Моя вси любимии Мои князи, и боляре и воини, и все православное христианство, помогайте ми и пособствуйте вси единодушно вкупе!» Присутствие на Стоглавом соборе светских чинов, и по видимому не одних думных, заставило такого осторожного исследователя, каков был покойный проф. И.Н. Жданов, признать этот собор «церковно-земским».**** К тому же заключению ведет и программа занятий Стоглавого собора, выходившая из сферы собственно церковных вопросов в область государственно-земскую.

______________________

* И.Е. Забелин. «Взгляд на развитие московского единодержавия» («Историч. Вестник», 1881, февраль, стр. 256-257).
** В.О. Ключевский. «Боярская дума древней Руси». Изд. 3-е. М. 1902, стр. 46.
*** В этом известии Воскресенского и лицевого Никоновского сводов сомнительно для XIII века упоминание «дворян» после «купцов». Термин «дворяне», обычный в московское время, редко встречается в летописях более ранних эпох; но и в них он означает княжеских слуг, упоминания о которых мы ждали бы прежде упоминания о купцах.
**** Об излагаемых известиях см.: Ж.А. Дьяконов. «Несколько слов по поводу нового историко-юридического исследования» (в «Северном Вестнике» 1885 г. № 3, стр. 173 -185) и И.Н. Жданов. «Церковно-земский собор 1551 года» (в «Историческом Вестнике» 1880 г., февраль; перепечатано в «Сочинениях И.Н. Жданова», том I, СПб. 1904).

______________________

Представленные здесь примеры правительственных собраний, в состав которых входили, сверх обычных освященного собора и боярской думы, еще советники из управляемого общества, показывают нам, где нам надобно искать предшественников земских соборов. Ими были не веча, а соединенные собрания «властей» и бояр с участием в них приглашенных со стороны посторонних лиц. Если бы удалось показать, что эти посторонние лица были из разных общественных классов и почитались за представителей «всея земли», можно было бы говорить, что мы знаем земские соборы еще в XV веке и что их возникновение, пожалуй, позволительно возводить и на два века далее, в самое начало удельной поры. Но в том-то и дело, что представительный элемент в рассмотренных собраниях слишком неопределенен и случаен. Поэтому никто из ученых и не решается начать историю земских соборов ранее XVI столетия. Рассматривая же более ранние примеры совещаний широкого состава, ученые (И.Н. Жданов и В.О. Ключевский) подмечают, что доминирующее в них положение занимает освященный собор, и потому ставят вопрос: «Не имел ли влияния, как пример и образец, на зарождение мысли о земском соборе и на самую его организацию совет иерархов?» «Это влияние более чем вероятно (говорит В.О. Ключевский), только трудно определить его степень и указать его следы». «Земский собор (говорит И.Н. Жданов) появляется в Московском государстве как будто незаметно; учреждение это вырастает на одном стволу с собором церковным».* Ход мысли наших исследователей, очевидно, таков. Освященный собор у нас с глубокой древности был благоустроенным, канонически определенным, учреждением. Не раз соборы иерархов призывались самою жизнью к обсуждению государственных вопросов и получали государственное значение. Сходясь в таких случаях с «властями» в один совет, светские советники государя, его дума, уступали «властям» первое место и подпадали действию тех порядков, какими был давно крепок собор «властей». Так сложился тип совместных совещаний «властей» и думы — под влиянием освященного собора. Дальнейшим развитием этих совещаний было призвание в них людей из общества, превратившее эти совещания в земский собор.

______________________

* В.О. Ключевский в «Русской Мысли» 1892, I, стр. 143; И.Н. Жданов в «Истор. Вестнике», 1880, II, стр. 302, и в «Сочинениях» т. I, стр. 368.

______________________

Таков наиболее вероятный генезис земских соборов. Соборы не возникли внезапно, под давлением экстренных событий или под влиянием творческой политической мысли; они развились постепенно из давнишней правительственной практики, из старого обычая усиливать государев совет советниками изо «всех людей».

III. Представительство на первом земском соборе

Поэтому-то земские соборы в Московском государстве и появились «как будто незаметно» (по выражению проф. Жданова). Первый земский собор, от которого дошел до нас документ с точными сведениями о составе собора и его предмете, был собор 1566 года. Состав его, как увидим, весьма близок к составу тех совещаний, которые мы только что наблюдали, и весьма мало походит на позднейшие, более благоустроенные земские соборы XVII столетия. По типу своему этот земский собор есть нечто промежуточное между старым совещанием широкого состава и представительным собранием позднейшим.

Однако, нам могут заметить, что, начиная нашу речь о соборах собором 1566 года, мы забываем знаменитый «собор» 1550 года, на котором Грозный искал примирения между «землей» и боярами, собрав «свое государство из городов всякого чину» и лично обещав народу правый суд и оборону. Именно этим собором прежде и начинали историю земских соборов на Руси. В особых обстоятельствах созвания этого собора искали объяснения причин возникновения соборов вообще. Верховная власть искала будто бы в земском представительстве опоры против боярства с его бюрократическими злоупотреблениями. Приведенная Карамзиным речь Грозного, произнесенная земскому собору на Красной площади с Лобного места, в сени хоругвей, в окружении духовенства и бояр, легла в основание яркой психологической характеристики Грозного, данной славянофилами. Вообще момент первого обращения царя к народу в 1550 году признавался столь важным и знаменательным, что даже попал в учебники. Тем досаднее необходимость разоблачить истину. Рассказ об обращении царя к народу на Лобном месте находится всего в одной лишь рукописи, в так называемой Степенной книге Андрея Хрущова, и составляет в ней позднейшую вставку, сочиненную в конце XVII века или начале ХVIII-го, на основании некоторых литературных пособий. Это — вымысел, которому нельзя верить, потому что он произволен и даже не всегда искусен. Если тщательно разобраться в обстоятельствах дела,* то следует прийти к заключению, что в 1550 году не было никакого особого собора по делу примирения бояр с «землей» и никакой речи на Красной площади к людям «из городов всякого чину». Гражданские реформы, которыми был занят тогда Грозный и о которых Он говорил Стоглавому собору, были обсуждаемы и решаемы на совещаниях старого порядка с «властями», боярами и «воинами». Деятельность этих совещаний хорошо освещена в талантливых статьях покойного проф. Жданова, который, не зная еще о подложности рассказа Хрущовской книги, тем не менее ставил знаменитую речь Грозного народу в ряд второстепенных и несущественных эпизодов преобразовательной деятельности Грозного, и писал еще четверть века назад: «До 1566 года мы не встречаем указаний на созвание земского собора». Итак, первый достоверный земский собор — это собор 1566 года. От него до нас дошел «приговорный список» с именами участников собора и с изложением соборных мнений и, кроме того, летописная запись о соборном приговоре. Сопоставление обоих документов ведет к точным заключениям о составе собора и его деятельности.** Созван был собор для того, чтобы обсудить желательные и возможные условия мира с королем Сигизмундом-Августом. В состав собора вошел освященный собор без митрополита («а митрополита у того приговора не было, что Офонасей митрополит в то время митрополию оставил»); духовные отцы этого собора подали особое от других чинов мнение «все соборне» и подписали соборный приговор, архиереи же сверх того приложили свои печати к приговору. Затем в состав собора вошла государева дума («все бояре»), в коей сверх боярских чинов поименованы государевы казначеи и дьяки. От бояр последовало также особое по делу мнение. Далее в составе собора поименованы: «дворяне первая статья» (97 человек), «дворяне и дети боярские другие статьи» (99 человек), «Торопецкие и Луцкие помещики» (9 человек служилых людей из Торопца и Великих Лук), «диаки и приказные люди» (33 человека). Все эти группы можно рассматривать, как представителей служилого класса. Наконец, на соборе были «гости и купцы и Смолняне» (всего 75 человек), о которых летопись дважды выражается: «гости и купцы и все торговые люди». В этой группе надлежит видеть представителей торгово-промышленного класса, ставшего наверху «тяглых», то есть, податных слоев московского населения. Если бы этой последней группы не значилось в числе участников собора, мы имели бы полное основание отнести собор к числу совещаний старого типа, в которых к «властям» и думе присоединялись одни «воины», то есть, служилые люди. Только участие в совете нового элемента, «всех торговых людей», выделяет этот совет из ряда предшествующих совещаний XV-XVI веков. Тем более близок собор 1566 года к старым соборам, что на нем мы не видим выборного представительства: нет ни малейшего намека на то, что земские представители явились на собор в силу общественного выбора. Самые обстоятельства той минуты, когда был созван собор, косвенно указывают на то, что как будто и не было времени требовать и ждать выборных от провинций. Собор собрался для обсуждения обстоятельств, которые выяснились в переговорах с литовскими послами, прибывшими в Москву. Переговоры происходили 17-25 июня; собор состоялся 28 июня; его приговор был составлен 2 июля; приговоры с послами продолжались с 5 июля. *** В такие промежутки времени нельзя было и думать о созыве выборных из разных месть государства. Очевидно, на собор были призваны, в качестве земских представителей, только те дворяне и торговые люди, которые были, так сказать, под рукою, в самой Москве.

______________________

* Это сделано в статье П.Г. Васенко «Хрущовский список Степенной книги» (в «Журнале Мин. Нар. Просвещения», 1903, апрель).
** Собрание государств. грамот и договоров, I, № 192; Русская Историческая Библиотека, III, стр. 277-278.
*** Сборник Имп. Русского Исторического Общества, т. 71, стр. 336 и след. (Посольство панов Хоткевича и Тишкевича). Послы приехали в Москву 30 мая (стр. 316); переговоры начались 9-го июня (стр. 353), но получили деловой характер не ранее 17-го июня, когда бояре с государем приговорили вести дело не к вечному миру, а к перемирию (стр. 377 и 380). Именно о возможных условиях этого перемирия и шла речь на земском соборе, как это видно из боярского ответа на соборе. См. М. Клочкова «Дворянское представительство на земском соборе 1566 г.» (в «Вестнике Права», 1904, ноябрь); автор не совсем точно указывает на перерыв переговоров до 12-го июля.

______________________

Однако, если на соборе не было выборного представительства, все-таки нельзя считать состав собора случайным. Ведь было же какое-нибудь основание, по которому изо всей массы служилого люда, бывшего в Москве, на собор позвали с небольшим двести человек, а из торгово-промышленного населения Москвы всего 75 человек. Такое основание обнаружено и указано проф. Ключевским. Не прибегая к выборному началу в устройстве представительства, московское правительство все же желало слышать голос «всея земли» и само позвало на собор советников с таким расчетом, чтобы они могли представлять собою различные местности страны и разные слои населения. В.О. Ключевский приходит к догадке, что «дворянских представителей подбирали на собор, между прочим, по их местному значению, по их положению среди служилых землевладельцев тех уездов, где находились их вотчины или поместья и к которым они или их отцы были приписаны по службе (ранее перевода на службу в самую Москву)». Иначе говоря, человека, служившего в Москве, звали на собор не спроста, а потому, что он имел ту или иную связь с какою-либо областью и мог за нее представительствовать на соборе. Равным образом из торгово-промышленного класса были позваны на собор, по словам В.О. Ключевского, «сосредоточенные в столице местные капиталисты»; но это высшее столичное купечество, собранное в Москву со всей страны, представляло на соборе все низшие слои своего класса, и московские и провинциальные, почему летопись и называет его «всеми торговыми людьми». Мы не будем останавливаться на изложении того метода, которым проф. Ключевский пришел к своему цепному выводу, но отметим, что этот вывод дает нам новую точку зрения на собор 1566 года. Прежде этот собор считался неполным в том смысле, что на нем была представлена не вся земля, а столица да два-три провинциальных города; зато бывшие на соборе представители считались выборными, каждый от своего чина и места. Теперь мы отрицаем присутствие выборного начала на этом соборе, но признаем, что призванные на собор общественные представители были подобраны так, что представляли собою в глазах правительства целые десятки уездов и городов и все важнейшие «чины» свободного населения государства. Поэтому собор и может почитаться «земским», представляющим собою «всю землю». Только в соборном представителе надлежит видеть, по выражению г. Ключевского, «не столько уполномоченного какой-либо сословной или местной корпорации, сколько призванного правительством от такой корпорации». «Собор 1566 года (продолжает г. Ключевский) был в точном смысле совещанием правительства с своими собственными агентами». В этом отношении, прибавим мы, собор 1566 года совершенно походил на старые совещания XV-XVI вв., на которых являлись в качестве экстренных советников представители местной администрации. Отличался же собор 1566 года от старых совещаний тем, что имел общеземский характер. Впервые мы видим на нем опыт представительства — хотя бы и своеобразный опыт — за всю страну и за все классы свободного населения. В этом-то и заключается важное значение собора 1566 г. в истории земских соборов.

IV. Другие формы совещаний в XVI веке

Других соборов такого же состава, как собор 1566 года, мы в царствование Грозного более не видим. Зато можем указать, что старая форма совещаний «властей» с «синклитом» не была забыта. Собор о церковных и монастырских вотчинах 1580 года имел именно такую форму. С царем Иваном и с царевичем Иваном митрополит Антоний «со всем освященным собором и со всем царским синклитом» уложили свой приговор по делу. Такое же соединение высших учреждений, собора и синклита, произошло тотчас после смерти Грозного, когда его преемник, царь Феодор и митрополит Дионисий 28 июля 1584 г. уложили, «чтоб вперед тарханом не быти».* Для нас важно отметить, что вековой обычай «сместных» заседаний «властей» и бояр по важнейшим государственным и церковным делам не был вытеснен из жизни новою формою земского собора. Мы увидим, что в XVII веке значение этого векового обычая как бы воскресло с новою силою, и после 1653 г. соборы «властей» и бояр заменили собою вышедшие из обычая земские соборы.

______________________

* Собрание Госуд. Грамот и Договоров, I, № 200 и № 202. «Тарханы» — льготы, принадлежавшие крупным землевладельцам в сфере податей и повинностей.

______________________

С другой стороны, нам важно отметить в эпоху Грозного существование еще одного типа совещаний, примененного при обсуждении вопроса о лучшем способе обороны южной границы государства от набегов татар. Известно, что все лето 1570 года татары беспокоили южную Московскую украйну, и отношения Москвы и Крыма испортились. Под влиянием татарских угроз московское правительство поставило себе задачею «поустроити станицы и сторожи», то есть, привести в порядок и улучшить ту сеть сторожевых разъездов и неподвижных наблюдательных постов, которая давно была раскинута на южной украйне государства и оказывалась теперь не вполне состоятельной. Дело было поручено боярину князю М.И. Воротынскому. В начале января 1571 года он потребовал себе «прежние списки» сторожевых постов и разъездов и распорядился вызвать из южных городов в Москву опытных в сторожевой службе лиц, «которые преж сего езживали (сторожить по украйне) лет за десять или за пятнадцать». Эти лица, «из всех украинных городов дети боярские, станичники и сторожи и вожи, в генваре, а иные в феврале к Москве все съехались «О них было доложено государю, и он велел Воротынскому их «распросити» и с ними составить новый план сторожевой охраны границ. В исполнение этого приказа Воротынский «с детьми боярскими, с станичными головами и с станичники и с ножи (то есть, с проводниками)» в феврале 1571 года постановил ряд «приговоров», определявших новый порядок сторожевой службы, места расположения наблюдательных пунктов («сторож») и маршруты сторожевых разъездов («станиц»). Возникавшие при этой технической работе административные вопросы передавались боярской думе, которая и разрешала их своими «приговорами».* Таким порядком выработан был целый свод правил украинной службы, целесообразность которых была оправдана дальнейшим ходом событий на украйне. В этой любопытной комиссии знатоков пограничных мест и сторожевой службы мы имеем пример обращения правительства к сведущим людям за техническими сведениями и советом в деле их специальности. Сведущие люди, призванные в Москву, действуют под руководством боярина и находятся в ближайшем ведении боярской думы. Попадают они в состав комиссии по выбору и указанию правительства, а не вследетвие полномочий от местных корпораций.

______________________

* Документы, относящиеся к этому делу, изданы в «Актах Московского Государства», т. I, (СПб. 1890), №№ 1-14.

______________________

Итак, рядом с новою формою народосоветия, земским собором, в XVI веке существовали старые «соборы» духовных властей с боярами и комиссии сведущих людей при боярской думе. Все эти три вида совещаний перешли и в XVII век. Ни в одном из них практика XVI столетия не выработала выборного представительства, и участники этих совещаний приходили на совет не уполномоченные теми земскими мирами, которые они иногда представляли в глазах призвавшего их правительства.

Начало выборного представительства стало применяться в московском обществе только на рубеже XVI и XVII веков, а первые его твердые опыты заставило произвести Смутное время.

V. Начало выборного представительства в Московском государстве

Первых представителей по выбору местных обществ проф. Ключевский видит на земском соборе 1598 года, избравшем в цари Бориса Годунова. Состав этого собора г. Ключевский признает однородным с составом собора 1566 года по основанию представительства и значению представителей, в огромном большинстве призванных, а не избранных на собор. Но в массе представителей, явившихся на собор в силу своего должностного положения во главе служебных или торгово-промышленных организаций, г. Ключевский различает группу дворян, названных в перечне соборных участников общим наименованием «из городов выбор». Их всего 34. Слово «выбор» в приложении к служилым людям тогда могло значить не «выборные от городского дворянства», а «отборные из состава городских дворян». Некоторое число таких «отборных» дворян призывалось в то время из городов на постоянную столичную службу на срок до трех лет. Именно такие «отборные», а не выборные, и могли разуметься в соборном списке. Однако, проф. Ключевский рядом соображений приводит читателя к выводу, что эти 34 человека «были выборные депутаты провинциального дворянства, а не провинциальные дворяне выборного чина, прямо призванные на собор по должностному положению, какое они занимали в минуту призыва». Можно признать этот вывод за правильный, и тогда можно повторить за г. Ключевским, что «присутствие выборных представителей впервые становится заметно на последнем земском соборе XVI века и первым классом, которому досталось такое представительство, было провинциальное дворянство». Но можно и усомниться в том, что в Москве в 1598 году, составляя собор из 500 человек по старому принципу должностного представительства, предоставили новое право быть выборными представителями всего трем десяткам провинциальных дворян. В случае такого сомнения, придется отодвинуть возникновение выборного представительства у дворян всего на семь лет позднее. Интерес, какой для нас представляет в настоящую минуту собор 1598 года, заключается не в этом вопросе о порядке представительства, а в том, что исследование В.О. Ключевского окончательно установило правильность организации земского собора 1598 года. В прежнее время историки (И.Д. Беляев, Н.И. Костомаров) с легким сердцем объявляли этот собор игрушкою в руках Бориса и недостойною комедией: теперь г. Ключевский доказал, что «в составе избирательного собора нельзя подметить никакого следа выборной агитации или какой-либо подтасовки членов». Если верить современным сообщениям о такой агитации, то надо, вместе с г. Ключевским, сказать, что «подстроен был ход дела, а не состав собора». Из недавно обнародованных материалов, польских и немецких по преимуществу, относящихся к избранию Бориса, стало хорошо видно, кто и как хотел влиять на ход дела в 1598 году. Борьба за престол шла тогда главным образом между Борисом Годуновым и Федором Никитичем Романовым, и обе стороны одинаково упорно стремились к власти и победе; однако, нет ни одного указания на то, чтобы кто-нибудь из них пытался нарушить законную форму собора.* Собор составлен был так, как указывала традиция, по тому типу, какой был дан собором 1566 года, и с значительной полнотою представительства, при чем на собор прошла в большом числе московская знать, чуждая и враждебная Борису, и в незначительном количестве та общественная среда, в которой Борис имел популярность и которую поляки означали одним словом «поспольство» (простонародье) в противоположность панству (боярству). Собор по характеру представительства был аристократическим и столичным; такой его состав, судя отвлеченно, следует признать мало благоприятным для Бориса и во всяком случае менее благоприятным для него, чем для Романовых. Правильно составленный земский собор с формальной стороны совершенно правильно отдал венец Борису не потому, чтобы был подтасован в своем составе, а потому, что был приведен к убеждению в необходимости так поступить. Возможна различная оценка политики собора, но невозможно сомнение в ее правомерности и в правильности самого собора. А это очень важно для моральной оценки изучаемого нами учреждения.

______________________

* Обстоятельства избирательного периода 1598 г. изложены в моей книге «Очерки по истории смуты в Московском государстве» (глава III, § 3).

______________________

Кончая свою речь о соборах ХVII века, В.О. Ключевский осторожно замечает, что «в составе соборов ХVІ века мало заметен выборный элемент, если только он присутствовал». Первое прямое указание на его присутствие, по мнению г. Ключевского, относится к 1605 году и читается у иностранцев, наблюдавших московские порядки при Самозванце. Здесь мы разойдемся с г. Ключевским в том, что предпочтем неопределенным указаниям иноземцев русское, и притом официальное, свидетельство 1606 года. Оно таково. При Самозванце, как известно, были оказаны большие милости поместному дворянству: дворян по городам верстали землями и оделяли деньгами «для его государева царского венца (коронации) и многолетнего здоровья». В связи, очевидно, с этим верстаньем весною 1606 года было послано из Москвы в Деревскую пятину распоряжение: «Велено дворяном и детям боярским из Деревские пятины выбрати дворян и детей боярских к Москве с челобитными о поместном верстаньи и о денежном жалованьи и бити челом государю царю и великому князю Дмитрию Ивановичу». Мы не знаем, состоялись ли выборы и ездили ли выборные в Москву от Деревской пятины; не знаем и того, были ли вызываемы выборные из других областей и предполагалось ли их соединение в Москве в одну коллегию. Но перед нами бесспорный факт: Москва требует представителей от местного дворянского общества и указывает порядок их назначения — общественный выбор; для чего бы ни требовались эти лица в Москву, они — выборные представители своего класса.* Вполне возможно предположение, что такое требование выборных от поместното дворянства случилось именно при Самозванце по той причине, что двор Самозванца был под сильным влиянием литовско-польским. Как сам Самозванец, так и его друзья, получившие влияние в Москве, легко переносили на московскую почву литовско-польския понятия. Как «дума» превратилась на их языке в «раду», а «бояре» в «сенаторов» («ordo senatorum»), так дворянский представитель получил в их глазах вид земского посла, избираемого шляхтою в поветах и воеводствах для посылки от местного сеймика на государственный сейм. Как шляхта из своей среды выбирала «людей бачных и ростропных» (рассудительных и благоразумных), так и дворяне должны были выбрать своих представителей для посылки в Москву. Разумеется, это лишь догадка; но она позволительна, потому, что освещает нам несколько тот круг понятий и идей, в котором легче всего могла оформиться мысль о выборном порядке служилого представительства в Московском государстве.** Что касается до выборного представительства московских тяглых классов, то вряд ли оно нуждалось в примере Речи Посполитой. Выборное начало издавна процветало в общественной жизни московских податных общин. Можно не сомневаться, что присутствовавшие на соборе 1598 года старосты и сотские купеческих и черных сотен были мирские выборные люди: но они были избраны не для собора, а для ведения хозяйственно-податных дел своих сотен; на собор же они попали, вероятно, по своим должностям, а не по особому мирскому полномочию. В Смутное время, вынужденные к самодеятельности политическою безурядицею, тяглые общины сами перенесли выборное начало из хозяйственной в политическую сферу и создали представительство, которым и воспользовалась позднее государственная власть.

______________________

* Акты юридические, СПб. 1838, № 365. С. Платонов. Очерки по истории смуты, глава, IV, § 2 и примеч. 101.
** Выбираемые в ХVI веке дворянами в уездах «окладчики» не кажутся нам представителями корпорации; это эксперты, необходимые администрации для точного учета служебных сил уезда, и только.

______________________

VI. Роль выборного представительства в Смутное время

Переходим к поворотному моменту в истории московских земских соборов — к Смутному времени.

В Смутное время мы видим следующие земские соборы: собор старого типа, созванный в июне 1605 года для суда над Шуйскими и нам очень мало известный; избирательный собор 1610 года, важный потому, что его хотели образовать по новому началу выборного представительства, «сослався с городы»; собрание ратных уполномоченных в подмосковном лагере 1611 года, почитавшее само себя за «совет всея земли»; собор в городском ополчении 1612 года и, избирательный собор 1613 года. Из этих пяти Соборов нет нужды говорить о первом, повторившем по видимому образцы XVI века; беседе же об остальных необходимо предпослать некоторые предварительные замечания. Они помогут нам уяснить себе, каким образом в течение немногих лет практика представительства в стране могла сделать столь значительные шаги вперед и на соборе 1613 г. явилась уже с большим развитием.

Податное самоуправление «тяглых» общин в московской Руси было «исконивечным» явлением. Князь налагал на общину общую сумму податных платежей: разнести эту сумму по частям на отдельные податные хозяйства было делом самой общины. Из этого дела вытекала необходимость известного мирского устройства, такого, которое бы позволило распределить податное бремя равномерно на всех членов общины и собрать во-время податные взносы от отдельных плательщиков. Делалось это посредством выборных «земских старост» ведших мирское хозяйство. В середине XVI века правительство Грозного нашло возможным передать местным податным мирам все функции местного управления: и полицию, и суд, и финансы; если община просила о даровании ей самоуправления, правительство уже не назначало в данную местность своего наместника, а разрешало местному населению самому избрать из своей среды административный штат и самому ведать как податные дела, так и суд и администрацию в своей волости. Размеры самоуправлявшихся волостей бывали иногда очень велики. Так, Важская «земля», или Важский уезд, получивший в 1552 году право самоуправления, охватывал бассейн р. Ваги, большого притока Сев. Двины. Этот старый «уезд» соответствовал двум нынешним — Шенкурскому и Вельскому, и делился тогда на семь станов. Делаясь в таком составе округом самоуправления, Вага получала право избрать две коллегии уполномоченных «о всяких делах земских управа чинить» — одну для Шенкурской, другую для Вельской половины уезда. Понятно, что каждый член такой коллегии являлся в ней как бы представителем той части уезда (посада, стана, волости), которая его выбрала и уполномочила. Круг дел таких коллегий был очень широк, и «излюбленные головы», «судейки» и «старосты» иногда превращались в местное представительное собрание не только по текущим делам, но и по делам особым. Так, в ХVІІ веке нам известен случай, когда в городе Устюге собрались из уезда всех волостей выборные люди и составили челобитье государю о том, чтобы отделить их крестьянское самоуправление от городского и учредить всеуездную земскую избу отдельно от посадской избы города Устюга. Их челобитье было удовлетворено, несмотря на противодействие горожан. Если мы будем помнить, что такого рода земские учреждения существовали на всем московском севере и не только в черных (государственных) тяглых общинах, но и на частновладельческих землях, монастырских и боярских, — то мы поймем, что выборное начало было хорошо известно московскому обществу. Нельзя поэтому удивляться той роли, какую стали себе усваивать земские организации московского севера в Смутное время. Царь Василий Шуйский, растеряв в борьбе с Тушинским вором свои обычные воинские средства, стал искать экстренных, и между прочим стал возбуждать к деятельности северное население, прося его своими силами отстаивать свои места от тушинцев, а если будет возможно, то идти через Ярославль на помощь Москве. Здесь ясен расчет на действие местных организаций; но еще яснее сказался этот расчет в мероприятиях князя М.В. Скопина-Шуйского, посланного царем Василием в Новгород за войском. Из Новгорода через Каргополь и еще чаще через Вологду, Скопин входил в сношения с северными тяглыми мирами от Перми до Соловков, посылал туда своих агентов, давал руководящие указания и объединял деятельность городских и волостных миров, направляя ее к освобождению Москвы от Тушина. Север воодушевился. Из многих мест земские рати, собранные и снабженные тяглыми общинами, становились под начальство излюбленных миром «голов», служилых людей и не служилых, даже вдовых попов, и шли на юг, на бой против «воровьи. За ними оставались в тылу, руководя походом и собирая новые дружины и средства для борьбы, мирские советы или обычного состава, из старост и «лучших людей», или же составленные особым порядком. В Вологде, которая по многим причинам получила значение одного из главных центров земского движения, образовался совсем особенный совет. Зимою 1608 — 1609 года в Вологде собралось много иностранных купцов и «все лучшие люди, московские гости»; они ехали с товарами и казною из Архангельска в Москву и, не попав туда по причине смут и осады Москвы тушинцами, зазимовали в Вологде. Узнав об этом, царь Василий приказал вологодским воеводам привлечь к делу обороны Вологды этих инозомцев и гостей: выборные от них должны были участвовать в руководстве военными действиями «с головами и ратными людьми в думе за один».

В одной «думе», стало быть, сошлись представители разных слоев местного населения, а не одни тяглые люди местной податной общины. Двумя годами позднее, когда правительственный порядок в стране исчез вовсе и области были предоставлены самим себе, такие общесословные советы образовались по всем крупным городам севера. Они не только ведали оборону своего города, но стремились к освобождению Москвы от врагов и вступали в письменные сношения с другими городскими мирами с целью достичь общеземского согласия и устройства. Особенным красноречием отличался ярославский совет, грамоты которого, отлично написанные, свидетельствуют, что ярославский «мир» считал себя в ту минуту (1611 г.) средоточием всех северных областей. Из этих грамот, подписанных мирскими советниками, мы видим, что в ярославском совете участвовали люди всех сословий: духовенство, дворяне, посадские люди. Так было и в других городах. В Нижнем Новгороде, например, всем миром, от архимандритов и воевод до стрельцов и служилых иноземцев, снаряжали гонцов к патриарху Гермогену с «советными челобитными». От всесословных советов в отдельных городах был один шаг до советов нескольких городов, и этот шаг был сделан. В том же 1611 году городские миры усвоили обычай посылать «для доброго совета» в другие города своих представителей. Так, знаменитый рязанский воевода Ляпунов послал в Нижний «для договора» дворянина Биркина с дьяком, дворянами и всяких чинов людьми, а в Калугу своего племянника с дворянами. Из Казани на Вятку ездили послами сын боярский, два стрельца и посадский человек. Пермь отправила двух «посыльщиков» в Устюг «для совету о крестном целованье и о вестех». Из Галича на Кострому «для добраго совета» прислали дворяне одного дворянина, а посадские люди одного посадского человека. Из Ярославля «от всего города» дворянин да посадский человек посланы были в Вологду. Из Владимира в Суздаль отправили «на совет» дворян и посадских «лучших» людей. Словом, посылка представителей, выбранных местными обществами, из одного города в другой стала обычаем, и соединение в одном всесословном «совете» представителей нескольких областей образовалось естественно вследствие исключительных событий Смутной эпохи. Местная самоуправляющаяся община с своей выборной «земской избою» служила как бы основою, на которой возникал сначала всесословный совет «всего города», а затем совет и нескольких городов, образуемый выборными всех слоев свободного населения, именно духовенства, дворянства и тяглых людей. На этой же основе возник и выборный «совет всея земли» — в тот момент, когда советные люди из городов соединились впервые в общеземском соборе. Произошло это не сразу, но очень скоро, в 1610-1612 г.

VII. Земские соборы Смутного времени

Летом 1610 года царю Василию Шуйскому, по старому выражению, был «обряд»: его лишили власти и постригли в монахи. На его место московские бояре желали избрать государя «всем за один, всею землею, сослався со всеми городы». Из Москвы в июле 1610 г. пошли в города, даже самые дальние, грамоты с приглашением прислать к Москве «изо всех чинов выбрав по человеку» для избрания царя. В первый раз мы видим такие призывные грамоты, которые требуют выборных представителей от всех чинов для участия в соборе. Нет никакого сомнения, что тогда, помимо всяких отвлеченных соображений о выборном принципе представительства (если только они были), на выборное начало указывала вся практика северных городов за последние годы, содействовавшая освобождению Москвы от Тушина. Но исключительные обстоятельства той минуты помешали земщине воспользоваться московским приглашением, и Москва, осажденная поляками и Вором, не получила областных представителей. Через месяц после приглашения выборных, в августе 1610 года, боярская дума свидетельствовала сама, что в Москву «из городов посяместа никакие люди не бывали». Между тем земский собор был необходим боярам для того, чтобы утвердить избрание предположенного «царя» Владислава Сигизмундовича. Тогда, по видимому, в Москве составили земский собор старым порядком: к «властям» и думе присоединили московских дворян и людей придворных чинов, затем человек около 40 «дворян с городов, которые служат по выбору» (как было на соборе 1598 года), и, наконец, выборных от московского торгового и тяглого населения. Собор оказался, по старым понятиям, правильным и правомочным. Поэтому московские послы к Сигизмунду об избрании Владислава говорили, что Владислав избран не одними боярами, а «всеми людьми». Они отказывались повиноваться приказам боярской думы, потому что бояре, по словам послов, «пишут к нам одни, мимо патриарха и всего освящанного собора и не по совету всех людей Московского государства». Послы же считали себя уполномоченными именно от всего земского собора: «а от одних бы бояр (говорил кн. Голицын) я, князь Василий, и не поехал». Считая себя послами собора, старшие послы, правя свое посольство под Смоленском, собирали на совет к себе прочих членов соборного посольства и во вражеском лагере устраивали нечто в роде маленького «совета всея земли», говоря литовско-польским дипломатам, что они без общего совета, ничего не предпринимают и не решают. В словах и поступках соборного посольства мы впервые слышим от московских людей признание непререкаемого авторитета земского собора и свидетельство того, что в безгосударное время не бояре и даже не патриарх, а лишь «вся земля» и «совет всех людей» имеет значение верховной власти. С тех пор, говоря словами В.О. Ключевского, «о земском соборе думает каждое возникающее правительство, каждая новая политическая комбинация цепляется за него, как на источник власти и необходимую опору порядка; среди общего брожения образ земского собора все явственнее очерчивается в смущенных умах, и этот образ не похож на земский собор прежнего времени». В 1610 г. в Москве хотели, но не могли создать выборное представительство, «сослався с городы». В 1611-1612 гг. сами «городы» успели из знакомых им форм выборного представительства создать выборный «совет всея земли» и передать в его руки верховное руководительство делами страны.

Кандидатура королевича Владислава на московский престол не удалась. Сигизмунд не принял московских условий, а московские люди не приняли его власти на иных условиях. Занятая польским гарнизоном Москва подверглась осаде со стороны земских ополчений, желавших изгнать «литву» и выбрать всею землею нового государя. Со всех сторон к Москве подходили отряды народных войск, в которых группировались три общественных слоя: во-первых, московские люди старого порядка, ранее державшиеся Шуйского, во-вторых, ратные люди, тушинцы, со смертью Тушинского вора потерявшие предводителя и программу действий, и в-третьих, казачьи скопища. Из многих вождей первого слоя выделялся Прокопий Ляпунов, второго — князь Дм. Т. Трубецкой, а третьего — Заруцкий. Когда все отряды московского войска установились под Москвою в постоянных лагерях, «таборах», обжились и осмотрелись в исключительной обстановке осадной войны, то московские люди поняли, что им необходима какая-либо прочная организация. За осадною ратью была вся Русь, которая потеряла обычное свое правительство, плененное в Москве поляками, и которой надо было дать новые органы управления. Ратным людям мало было устроиться самим, но надо было «строить» и самую землю. После некоторых разрозненных попыток в этом направлении, названные воеводы решили общим советом обдумать ратный и земский порядок и собрали 29-30 июня 1611 года в своем ратном стане «всю землю». Приговор всей земли 30-го июня и дает некоторую возможность судить о том, что это был за ратный совет. Судя по тексту приговора, в состав совета вошли представители разных частей подмосковной рати, а не разных городов и уездов государства. Но так как ратные отряды представляли собою свои города и уезды, то ратный совет почитал себя представителем не одного ополчения, но всей земли, и действовал за все государство, называя себя советом всея земли и делая постановления общегосударственного характера. Он установил под Москвою новые государственные учреждения, «приказы», административные, финансовые и судебные, и сделал ряд распоряжений по служилому землевладению и местному управлению. Эти учреждения и распоряжения упраздняли прежнее московское правительство, запертое в осажденной Москве, и отменяли все признанные неудобными, ранее действовавшие законоположения. Словом, «совет всея земли» считал себя в праве распоряжаться судьбами всей страны и видел в себе самом законного выразителя народной мысли и воли.

Однако, нам нельзя видеть в этом совете нормального земского собора. Он состоял из ратных людей, большинство которых принадлежало к служилому классу и лишь некоторая часть вышла из рядов городского и уездного податного класса, пославшего под Москву свои дружины. Но эти представители городского населения могли сами не быть горожанами и «мужиками», а всего вернее, что в огромном большинстве были тоже служилыми людьми, только «излюбленными», то есть, выбранными в «головы» к тяглым ратям тяглыми людьми. По крайней мере, нет ни одного упоминания о выборных тяглецах в составе ратного собора 1611 года, и это дает нам основание сказать, что земские представители на этом соборе, если и представляли оба сословия, служилое и тяглое, сами принадлежали только к первому. О составе совета 1611 года как летопись, так и самый приговор 30 июня выражаются так: «всякие служилые люди и дворовые и казаки»; о торговых же и черных людях они ни разу не говорят. Стало быть, представительство на совете далеко не было полным и нормальным. Кроме того, в состав «совета всея земли» не вошли ни патриарх с властями, ни боярская дума: патриарх и бояре были затворены в Москве, в плену у польско-литовского гарнизона. Таким образом, с точки зрения нашей теории, совет 1611 года никак не мог именовать себя «всею землею» и почитаться за земский собор. Если ратное совещание и усвоило себе право думать за всю землю и заботиться о всей земле, то, конечно, не потому, что представители рати считали себя земским собором нормального состава, а потому, что им удалось соединить в своем приговоре представителей очень многих местных всесословных советов, от которых пришли под Москву городские и волостные рати. Односословный по составу ратный совет отражал собою всесословные городские миры, действовал по их доверию, стремился обеспечить их интересы, наконец, преследовал общую народную задачу — освобождение Москвы. Чувствуя за собою общенародное доверие, а пред собою общенародную цель, совет 1611 года с уверенностью в правоте называл себя «всею землею» и законодательствовал за всю землю.

Судьба этой первой попытки всеземского единения была, однако, очень печальна. Внутренняя рознь казачества и консервативных слоев населения погубила ляпуновское ополчение. Служилые люди побежали из ополчения после того, как Ляпунов был убит казаками, и казаки остались одни в своих таборах под Москвою. В их руках оставалась правительственная организация, созданная приговором 30-го июня 1611 года; но казачьему правительству не желали повиноваться городские миры, хорошо узнавшие разрушительность казачьих инстинктов и тенденций. В городах искали нового центра и новых вождей, и когда из Нижнего Новгорода послышался призыв к новому единению, он вызвал быстрое сочувствие земщины. В Нижнем дело пошло обычным в то время порядком. Воззвания патриарха Гермогена возбудили прежде всего городскую тяглую общину Нижняго с ее выборным старостою Козьмою Мининым во главе. Решив собирать средства и людей «для московского очищения», посадские люди передали дело в прочие слои нижегородского населения. В городском соборе протопоп Савва и Минин объявили дело всему городу, и нижегородцы всем городом поручили устройство рати и организацию похода князю Пожарскому с «товарищем» Биркиным (рязанским послом в Нижний) и дьяком Юдиным. Этот «приказ» от имени всего Нижнего тотчас же, в конце 1611 года, вступил в сношения с окрестными городами и объявил им свою программу, состоявшую в том, чтобы итти одинаково против поляков и против казаков и не повторять роковой ошибки Ляпунова, считавшего возможным союз с казачеством. От городов Пожарский просил присылки средств и людей в помощь нижегородцам. Люди требовались не только ратные: «для справки» (то есть, для соглашения и устройства) и «для земского совета» Пожарский просил города и волости прислать в Нижний «дворян и детей боярских и земских лучших людей, изо всех чинов по человеку». С самого начала дела нижегородцы желали иметь у себя всесословный «земский совет», и мы знаем, что он образовался и начал действовать, распространяя свое влияние и власть на весь тот район, который присоединялся к нижегородскому движению.

Так было в начале дела. Когда же, весною 1612 года, Пожарский отбил от казаков Ярославль и распространил влияние Нижнего на весь север и Поволжье, то он сделал центром своей рати именно Ярославль, как крупнейший город всего среднего Поволжья, а в Ярославле собрал уже не местный «земский совет», а общегосударственный земский собор. В начале апреля 1612 года из Ярославля пошла по городам грамота Пожарского и того «общего совета», который при нем находился. В грамоте после изложения происшедших событий и усвоенной ярославским ополчением программы было приглашение поскорее прислать в Ярославль «изо всяких чинов людей человека по два и с ними совет свой отписати за своими руками». Все государство приглашалось прислать представителей с наказами, в которых был бы совет, «как бы в нынешнее конечное разорение быти не безгосударными». Пожарский, видимо, не спешил итти под Москву и думал в Ярославле создать общеземское правительство и избрать государя, предоставляя своим врагам под Москвою, полякам и казакам, истощать свои силы в долгой борьбе. Призыв Пожарского не остался без ответа, и в Ярославле на самом деле сформировался собор правильного состава. Интересны сведения об этом соборе, к сожалению, только косвенные и приблизительные: точных данных нет, потому что документов от практики собора 1612 г. не сохранилось. Разумеется, освященного собора в его правильном и полном составе тогда собрать было нельзя: патриарх Гермоген уже умер, а старшие митрополиты были в плену, новгородский — у шведов, а ростовский — у поляков. Однако, в Ярославле непременно хотели иметь освященный собор и создали его таким порядком, что призвали в Ярославль бывшего на покое старого ростовского митрополита Кирилла и при нем составили духовный совет. Сносясь по важнейшим делам с казанским митрополитом Ефремом, этот духовный совет ведал церковное управление и именовал себя «священным собором». В этом, по тогдашним понятиям, не было узурпации: в 1563 году, например, при взятии Полоцка, в рати Грозного бывшего там коломенского владыку Варлаама с состоявшим при нем духовенством тоже называли «освященным собором». Точно также не могло быть в Ярославле нормальной боярской думы, «всех бояр», так как «все бояре» сидели с поляками в Москве, но и они уже не считались законным «синклитом». Однако, в Ярославле хотели иметь и синклит. В рати Пожарского были два лица с боярским саном: В.П. Морозов и князь В.Т. Долгорукий. С ними вместе в высшем административно-военном совете Пожарского действовали старшие ратные предводители. Это и был «синклит», который называли тогда определенными терминами: «бояре и воеводы», «начальники». Начальники и заменяли собою «бояр всех». К этим двум постоянным органам ярославского правительства, то есть, к митрополиту Кириллу со властями (освященный собор) и Пожарскому с начальниками (синклит) были присоединены выборные земские представители служилого и тяглого сословия, — и получился полный земский собор. Он сам считал себя «советом всея земли»; на его «приговоры» опиралась исполнительная власть в ополчении; его почитали верховным правительством не только русские города, шедшие за земским ополчением, но и иностранцы, именно шведы, начавшие из занятого ими Новгорода переговоры с Пожарским и «московскими чинами» (die Musscowitischen Stande).

Так впервые в Московском государстве был осуществлен земский собор на начале выборного представительства. Это начало было воспитано Смутным временем, тою самодеятельностью местных миров, которая развилась вследствие падения государственного порядка. С уничтожением привычного правительственного строя, самою силою вещей в важнейших местных делах на замену приказной власти являлось мирское полномочие и доверие и вместо приказного человека действовал мирской выборный человек. Когда местные миры успели соединить свои силы в одном общем порыве к восстановлению народной независимости и государственного порядка; их выборные люди соединились в «общий совет», действовавший уже за «всю землю». Вверху этого совета был, «по избранью всех чинов людей Российского государства», стольник и воевода Дмитрий Пожарский, с ним рядом «выборный человек всею землею» Козьма Минин, а внизу простые «изо всех городов всяких чинов» выборные люди. Эти излюбленные люди и государя желали избрать всею землею, «кого нам Бог даст».

VIII. Собор 1613 года

Однако, Ярославскому собору не пришлось избрать государя, и «царское обиранье» совершено было уже другим земским собором после «московского очищенья». Освободив Москву, отогнав далеко одну часть казаков и добившись подчинения другой, временное правительство распустило выборных ярославской сессии и грамотами (до 15 ноября 1612 года) созывало в Москву «изо всяких чинов», «изо всех городов», «по десяти человек от городов» для «государственных и земских дел», а главным образом для избрания государя, которое должно было совершиться «всякими людьми от мала и до велика». Выборное начало в представительстве выступает на соборе 1613 года уже в полной силе, как общепринятая и вполне выработанная норма. Состав земского собора 1613 года, судя по подписям его участников на соборной грамоте, определяется так: Священный собор включал в себе трех митрополитов (Ефрема, Кирилла и Иону), архиереев, архимандритов и игуменов. Священники давали свои подписи вместе с городскими представителями и иногда называли себя «выборными», — знак, что они являлись на собор мирскими уполномоченными на основании тех порядков, которые укрепились в городах в Смутное время и которые втягивали духовенство в мирские дела, вплоть до ратного дела. Поэтому-то белое духовенство и следует считать не в освященном соборе, а в рядах земских представителей. Боярская дума на соборе 1613 года играла особую роль. «Начальники» из Ярославля пришли с Пожарским под Москву и продолжали здесь быть правительственным советом. Когда бояре, сидевшие в Москве с поляками, были освобождены, они по сану своему должны были занять первые места в синклите у Пожарского. Но «начальники», очевидно, относились к ним, как к изменникам, и подняли вопрос о них. Один из современников записал, что в Москве бояр, которые в осаде сидели, «в думу не припускают, а писали о них в городы ко всяким людям: пускать их в думу или нет?» И вопрос, по видимому, был решен отрицательно: бояре разъехались из Москвы по селам и не были на самом избрании царя. Их возвратили в Москву, когда Михаил был уже избран, для участия в окончательном провозглашении нового царя в заседании 21 февраля. Соборною же деятельностью руководили не эти старые бояре, а «начальники», которые, по свидетельству современника, снова восхотели себе царя «от иноверных» и в этом разошлись с земскими людьми, хотевшими избирать царя из своих. Так устроены были высшие органы управления, церковного и государственного, вошедшие в собор. Земские представители на соборе 1613 года были, по основанию представительства, двух категорий. Одни явились на собор по старому порядку, в силу своего служебного положения; это — придворные чины, «большие дворяне» и приказные люди. Другие были посланы на собор по избранию и явились туда с «договорами», то есть, с инструкциями избирателей, и «с выборами за всяких людей руками», то есть, с документами, удостоверяющими правильность их избрания. Это были, по старому определению, «изо всех городов лучшие и разумные постоятельные люди». Москва не определяла их числа точным и обязательным для городов порядком. В одной грамоте Пожарский просил, как мы видели, по десяти человек от города; по другому свидетельству, из Москвы просили прислать «из дворян и из детей боярских и из гостей и из торговых и из посадских и из уездных людей, выбрав лучших, крепких и разумных людей, по скольку человек пригоже». Нельзя поэтому сказать, сколько всего выборных ожидалось в Москву. Нельзя определить и того, сколько их действительно туда приехало, так как у нас нет точного списка участников собора. Под одним экземпляром избирательной грамоты ими сделано 235 подписей, под другим — 238 подписей, а в них упомянуто около 277 имен соборных участников.* Но это не есть точное число. Выборные подписывали грамоту один за многих товарищей, не называя их поименно; так, выборных нижегородцев было на соборе, как мы случайно знаем, не менее 19-ти, а подписали грамоту всего 5 человек на одном экземпляре и 6 на другом. Можно поэтому думать, что, число участников собора, и в частности выборных из городов, было гораздо больше, чем мы знаем по их подписям. По некоторым данным можно думать, что всего соборных людей могло быть до 700. Разбираясь в тех данных, какие представляют нам подписи соборных выборных, мы видим, что на призыв Москвы откликнулось много городов и уездов. Можно насчитать не менее 50 городов, представители которых были на соборе 1613 года. Для того времени это очень большое число, тем более внушительное, что в него вошли города самых различных областей государства, от Белого моря до Дона и Донца. Таким образом в территориальном отношении состав представительства надобно признать достаточно полным. В сословном же отношении принято считать собор 1613 года самым полным, потому что на нем, кроме служилых людей и тяглых горожан, были еще «уездные люди». За уездных людей на одном экземпляре избирательной грамоты есть 12 подписей, на другом — 11. Под этим немного неопределенным названием уездных людей обыкновенно разумеют представителей крестьянства. Для Двинского уезда это и вероятно, потому что на Московском севере, как мы уже видели, процветало крестьянское самоуправление в свободных крестьянских общинах. Но для остальных мест, от которых явились представители «уездных людей», это сомнительно. За исключением Устюжны «Железные», во всех прочих десяти уездах нельзя предполагать существования свободных от вотчинной власти крестьянских миров. Эти места Московского юга (Тула, Брянск, Новосиль, Курск и др.) известны господством служилого землевладения в его мелких формах, исключавших в то время возможность развития свободного крестьянского владения и самостоятельных тяглых организаций. В этих уездах под «уездными людьми» надлежит разуметь скорее всего низшие разряды служилых людей, приписанных по службе к городам, а обеспеченных участками пахотной земли и угодьями вне городов. Осторожнее будет не настаивать на мысли, что на соборе 1613 года сословное представительство было полнее, чем на прочих соборах ХVІІ века. На всех соборах одинаково крестьяне не пользовались правом отдельного представительства и на всех соборах одинаково были представлены уездные люди. Представительство северных областей сливало в одно уездных крестьян с посадскими людьми, с которыми они иногда сливались и в отношении податного самоуправления, а представительство южной половины государства соединяло уездных людей низших служилых званий вместе с поместным дворянством в одну среду «всяких служилых людей». Такое понимание дела кажется нам единственным возможным.

______________________

* «Утвержденная грамота об избрании М.Ф. Романова», изданная в Москве Обществом Истории и Древностей Российских (М. 1904).

______________________

Так определился состав собора, избравшего новую московскую династию. «Власти» и дума вошли в собор целиком, как в XVI веке. Высшие слои служилого московского люда были допущены без избирательных полномочий и, если не поголовно, то по старому порядку — на основании их служебного положения и значения. Рядовое провинциальное дворянство (с низшими слоями служилого люда) и городское податное население (с близкими к нему слоями свободного северного крестьянства) были привлечены к участию в соборе на основе выборного представительства, в котором приняло участие и городское духовенство, избиравшее и избираемое в городских избирательных округах. В таком приблизительно виде земские соборы сложились и действовали в царствование царя Михаила Федоровича. В новой своей фазе они были продуктом тех условий, которые образовались в московском обществе благодаря бурям Смутного времени и которые изменили не только состав соборов, но и их политическое значение.

IX. Земские соборы времени царя Михаила Федоровича

Политическое значение собора 1613 года заключалось не в том одном, что он избрал нового государя, но и в том, что он образовал новый порядок в стране. На основании всего сказанного выше не трудно понять, что земские соборы 1612 года и 1613 года, Ярославский и Московский, были органами той общественной среды, которая сплотилась для борьбы но только с поляками, с которыми связало себя боярство, сидевшее в Москве, но и с казаками, желавшими радикального общественного переворота. В противоположность аристократическому слою боярства и демократическому слою казачества общественные слои, соединившиеся в ярославском ополчении, представляли собою общественную середину, средние классы, совершенно равнодушные к кружковым стремлениям боярства и враждебные казачьему радикализму. Органом этих средних классов и стали как Ярославский собор в ополчении Пожарского, так и избирательный Московский собор 1613 года. Победив своих врагов под Москвою и в Москве, освободив столицу и став распорядителями дел в государстве, средние слои населения стремились закрепить победу избранием царя, который мог бы стать внешним символом их единения и торжества. Выразитель этих стремлений, земский собор, в отсутствие больших бояр успел отстранить кандидатуру инозомных принцев на московский престол, хотя «начальники» и хотели себе царя «от иноверных». Равным образом покончено было и с самозванщиной, которая служила для казаков средством узаконивать разрушительные вожделения. Собор избрал своего царя из такого рода, который в середине ХVI века боярами-князьями назывался иногда «рабским», но который в то же время почитался старинным «великим» московским родом. Избрав царя не от королей и князей, а от бояр, собор стал охранять его, как своего избранника и ставленника, готовый в нем защищать свое единство и свой восстановленный земский порядок. С своей стороны, избранный собором, государь не видел возможности без содействия собора править страною и унять «всемирный мятеж» и даже не желал принимать власть и «идти к Москве», пока собор не достигнет прочного успокоения государства. Выходило так, что носитель власти и народное собрание не только не спорили за первенство своего авторитета, но крепко держались друг за друга в одинаковой заботе о собственной целости и безопасности. Сознание общей пользы и взаимной зависимости приводило власть и ее земский совет к полнейшей солидарности, обращало государя и собор в одну политическую силу, боровшуюся с враждебными ей течениями как внутри государства, так и вне его. Собор не стремился разделить с верховною властью ее прерогативы, потому что сама власть ими тогда не дорожила; напротив, государь желал разделить с собором тяжелое бремя управления и ответственность за возможные неудачи. Таким образом, вопрос о формальном определении отношений царя и собора не имел тогда поводов возникнут, и мы лично совершенно не верим в существование так называемой ограничительной записи, будто бы данной Михаилом боярству.

Правительственное значение земского собора было основанием нового порядка, возникшего в Московском государстве после Смуты. Первые шаги новой власти делались не иначе, как «по совету всея земли», и официально и гласно признавалось, что важных дел вообще нельзя было решать «без совету всего государства». Вопросы о войне и мире и вообще дела внешней политики; вопросы финансовые и податные, в особенности назначение новых экстренных сборов; вопросы сословного устройства и отношения сословных групп к государственным повинностям; вопросы административного благоустройства и, наконец, вопросы законодательные — вот сфера действия «совета всея земли» при царе Михаиле Федоровиче. В первое десятилетие его царствования собор, по видимому, существовал непрерывно. Избрав царя, собор 1613 года оставался при нем до 1615 года. В конце 1615 г. была призвана новая сессия выборных, действовавшая до 1619 г. В средине 1619 г. сам собор решил созвание новой сессии представителей ему на смену, и эта новая сессия существовала в Москве до 1622 г. По видимому, как ранее, в XVI веке, «из городов выбор» (нам уже известный) командировался в Москву на трехлетний срок, так в первые годы царя Михаила выборные представители местных обществ, заменившие на соборах старый «выбор», призывались в Москву тоже на трехлетие. В последующее время, позднее 1622 года, непрерывности соборных сессий не наблюдается, но соборы все-таки остаются весьма частым явлением правительственной практики. У правительства как будто всегда находится под рукою контингент представителей «городов», и оно имеет возможность в короткий срок созвать их на совещание хотя бы и по частному вопросу, случайно возникшему в сфере внешних сношений или во внутренней жизни государства. При этом прежнее стремление возможно полнее устроить представительство областей к концу царствования Михаила как будто слабеет. Так, в начале 1642 года, при осложнении отношений с турками и татарами, по вопросу о крепости Азове земский собор созвали менее, чем в неделю, и при этом обошлись без епархиальных архиереев в освященном соборе и без выборных от провинциальных посадов. Мало того, к избранию представителей были призваны не местные общества в их полном составе, а лишь те провинциальные дворяне, которые находились в ту минуту в Москве. Правда, в январе 1642 года в Москве по некоторым причинам был значительный съезд провинциальных дворян; вероятно, этот съезд и послужил основанием для того, чтобы организовать выборы на собор в самой Москве. Меньшее напряжение соборной деятельности к концу правления Михаила Федоровича и меньшая забота о полноте представительства объясняются, конечно, общим успокоением государства. Внешние войны были кончены, казачество перестало грозить государству, общественное благоустройство сделало некоторые успехи, и вместо непрерывного ряда экстренных усилий и тревог для правительства наступила будничная рутина, при которой не было уже побуждений непрерывно обращаться к совету всея земли. В начале царствования Михаила, в период наибольшей энергии земских соборов, они ни разу не пытались взять на себя инициативу в законодательстве или политике и всегда лишь отвечали на обращенный к ним запрос государя. Даже собор 1619 года, выработавший замечательно стройную программу внутренней политики, действовал в этом деле под влиянием и руководством государева отца, патриарха Филарета и в сущности лишь давал ответы на вопросы, поставленные «владительным» патриархом. Этой неизменною пассивностью соборов достаточно уясняется то обстоятельство, почему соборы, насколько мы знаем, не заявляли сами о желательности урегулировать сроки их созыва тогда, когда власть перестала их регулярно созывать и деятельность соборов ослабела. Однако, предлагая правительству свой совет и свою помощь в той мере, в какой оно их желало, соборы всегда пользовались правом челобитий в той мере, в какой они сами считали это нужным для себя. Рутинная обстановка последних лет деятельности Михаила вела к некоторому забвению тех повседневных тягот и нужд, которые угнетали сословную жизнь. На соборе 1642 г. сословные представители обнаружили эти тяготы и нужды с полною откровенностью и указывали без обиняков на недостатки административного строя, от которых терпело московское общество. Таким образом, не стремясь к сохранению исключительной роли постоянного правительственного органа — роли, усвоенной им Смутою, — соборы не потеряли с течением времени своего значения «совета всея земли», служащего точным отзвуком действительного настроения этой земли.

X. Земский собор 1648 года и Уложение

Итак, при царе Михаиле Федоровиче земский собор был выразителем средних слоев московского общества, а сам Михаил был царем этих же средних слоев, которые противопоставили его боярскому царю «иноверному» (Владиславу) и казачьему царенку самозванному («Маринкину сыну»). Служа выразителями одного и того же общественного элемента, царь и собор были в неразрывном союзе против общих врагов, пока эти враги имели силу и были опасны. Замирение государства делало этот союз менее напряженным и сознательным. В правительстве, вокруг государя, заново сформировался разбитый Смутою «приказный», бюрократический класс; получив силу, он пользовался возможностью обходиться в управлении без «совета всея земли», злоупотреблял своим деловым влиянием и незаконно обогащался. Недовольный администрацией, земский люд на соборах обличал ее, противополагая свой земский интерес «московской волоките». На счет администрации относили земские люди многие существенные настроения своей сословной жизни и били челом государю об искоренении беспорядков и насильств со стороны «сильных людей», то есть, самоуправцев из дворцовой знати и приказных дьяков. Жизнь разводила таким образом старых союзников, власть и земство, и иногда вела к столкновениям довольно острого свойства.

При Михаиле Федоровиче эти столкновения были словесными: земщина посредством заявлений («сказок») на соборах и подачи коллективных челобитий просила охраны своих прав и интересов. Со вступлением на престол царя Алексея дело стало серьезнее.

Царь Алексей был очень молод, неопытен и мягок для того, чтобы понимать дела и руководить ими. Около него образовалась такая клика дельцов, которая своим произволом и наглостью превзошла всех «сильных людей» времени царя Михаила. Держась за сильного покровителя, «дядьку» царя, боярина Б.И. Морозова, эти приказные люди хвалились, что у них вся Москва «в руке», — и довели Москву до открытого бунта. Морозов едва уцелел, остальные насильники погибли. За Москвою толпа и в других городах произвела беспорядки. Пред царем Алексеем стала задача — найти средство умиротворить общество и примирить его с правительственною средою, с которою оно разошлось. Трудно сказать, по чьей мысли было указано хорошее средство, состоявшее в том, чтобы собрать, привести в порядок и пересмотреть действовавшие тогда законы.

Не распространяясь об этом сложном сюжете, можно определить значение намеченного предприятия так. Страна не имела тогда не только печатного текста законов, но и рукописнаго их сборника. Сборник ХVІ века, так называемый Судебник, устарел. Дополнения к нему записывались по ведомствам («указные книги» приказов) не в системе, а в хронологическом порядке, и составляли достояние одних канцелярий. Пробелы в законах пополнялись не всегда правильным порядком, чрез указ государев, а произвольным применением подходящих статей Литовского статута, Кормчей или же приказного обычая. Эти источники права, может быть, и доброкачественные, были так же неведомы населению, как и указ государев, сказанный в думе и записанный для себя дьяком. Поэтому была настоятельная нужда дать закон в руки населению, составив кодекс и публиковав его посредством печати. Но одною кодификацией действовавшего права нельзя было тогда обойтись. Недовольное своей обстановкою, общество в челобитиях просило улучшений своего быта. Именно средние классы населения, на которых тогда покоился государственный порядок, с особенною настоятельностью указывали на желательные им перемены. Служилый люд желал равномерного распределения служебных тягот и укрепления своего имущественного положения. Он жаловался на духовенство и знать, которые отбирали у рядовых служилых людей их земли и крестьян; он жаловался на администрацию, вносившую своим произволом беспорядок в отправление служеб дворянами; он жаловался, наконец, на крестьян, не сидевших на местах и подрывавших своим уходом помещичье хозяйство. Сокращение землевладельческих прав духовенства и его исключительной подсудности, обуздание произвола «сильных» людей, льготных землевладельцев бояр и бесконтрольной администрации, наконец, прикрепление крестьян, — вот к чему стремился служилый люд. Тяглые черные люди, свободные обыватели посадов, желали того же в своем быту, чего желали дворяне в своем: равномерного распределения платежей и повинностей и укрепления имущественного положения. Они жаловались на духовенство и знать, которые вторгались с своими торгово-промышленными операциями в посады и увлекали к себе из тягла городских людей и земли; они жаловались на администрацию, угнетавшую своим произволом общину; они жаловались, наконец, на свою же братью, недобросовестных или малодушных тяглецов, не сидевших на своих тяглых участках и подрывавших незаконным уходом общинное хозяйство. Сокращение судебных льгот духовенства и земельных захватов на посадах духовенства и знати, обуздание произвола и злоупотреблений «сильных людей», наконец, прикрепление тяглых людей к посадам и недопущение на посады крестьян и вообще посторонних тяглой общине элементов, — вот к чему стремились тяглые люди. К этим пожеланиям торговый класс присоединял еще одно — уничтожение на русских рынках торговой конкуренции иноземных купцов. Полное соответствие стремлений служилых людей и тяглых придавало им особую силу и заставляло серьезно подумать о создании в законе таких норм, которые могли бы на деле обеспечить интересы среднего московского люда. Не трудно заметить, что эти новые нормы удовлетворяя общественную середину, должны были неизбежно направиться против общественных вершин (духовенства и знати) и против общественных низов (крестьянства и частновладельческих людей, боярских и иных «закладчиков»).

Таким образом правительству царя Алексея Михайловича предстояла не только кодификация, но и реформа, Ход ее был определен так: 16-го июля 1648 года государь с освященным собором и думными людьми решил вопрос о кодексе: боярину князю Н.И. Одоевскому с четырьмя помощниками было поручено собрать старый законодательный материал, те «статьи», которые «пристойны к государственным и к земским делам», то есть, еще не утратили практической приложимости. Обнаруженные же в старом законе пробелы предположено было пополнить «общим советом», с помощью земского собора, состав которого был тщательно обдуман. На собор к 1 сентября 1648 года призывались выборные люди: от придворных и столичных служилых людей «из чину по два человека»; дворян от больших городов по два человека, от меньших городов и от Новгородских пятин по одному человеку; гостей три человека; от гостиной и суконной сотен по два человека; от московских черных сотен и слобод и от провинциальных посадов по одному человеку. В таком виде состав земского собора несколько отличался от соборов более ранних. Раньше придворные и столичные чины являлись на соборы в большом числе и, по видимому, не по выбору. В 1642 г. впервые мы видим указание, что эта среда приглашалась выбрать своих представителей наравне с низшими служилыми чинами; но желательное количество выборных из этих «больших статей» указано было тогда значительно большее, чем от прочих. На соборе 1642 года и было выборных от стольников 10, от жильцов 12, от московских дворян 22; провинциальные же дворяне выбрали всего по 3 — 4 человека от города. В 1648 г. было решено уравнять московские чины с провинциальными дворянами в отношении количества представителей, чем достигался, конечно, полный перевес провинций над Москвою и рядового дворянства над высшими служилыми чинами. В то же время провинциальные посады, не всегда представляемые на соборах, призывались все к участию в «общем совете», что также усиливало провинцию на соборе. Красноречивы цифры, установленные исследователями: на 6 московских выборных дворян на соборе 1648 года было более 150 провинциальных и на 15 московских гостей и тяглых людей было не менее 80 посадских из городов. Такое большое число местных представителей получилось потому, что к представительству было приглашено и приглашением воспользовалось очень много городов и уездов: число представленных городов на соборе 1648 года доходит до 120, если не более.

Итак, подготовительная работа собирания законодательных материалов была в 1648 г. возложена на «приказ» князя Н.И. Одоевского и велась канцелярским порядком; обсуждение же новых «статей» будущего кодекса предоставлено было «общему совету», который созывался на 1 сентября 1648 года в Москву. Приблизительно с 1 сентября и началась деятельность земского собора. Собор был разделен на две палаты. Одну составляли дума и освященный собор, с которыми царь и патриарх «слушали» законопроект Одоевского. Другую составляли все выборные люди, сидевшие в Ответной палате дворца под председательством князя Ю.А. Долгорукого. При чтении сделанного Одоевским «собрания» выборные люди возбуждали вопросы о необходимых изменениях и дополнении действующего закона и заявляли о своих нуждах и желаниях. Заявления выборных, в форме челобитий «всех выборных людей от всея земли», восходили в верхнюю палату, к государю, а там обыкновенно получали санкцию, после чего и обращались в новые «статьи» закона, находившие себе место в кодексе. Эти новые статьи, ранее обнародования их в составе законодательного сборника, публиковались в виде особых государевых указов и обращались к немедленному исполнению, так что земщина могла по ним следить за ходом и направлением законодательных работ. К 29 января 1649 года дело было окончено и «Уложенная книга» была готова. Она получила название «Соборного уложения», потому что была совершена собором и скреплена подписями соборных людей.

Нетрудно, конечно, догадаться, о чем просили выборные люди в своих соборных челобитных. Мы видели, что главным их желанием было упорядочение их служеб, повинностей и платежей и укрепление их имущественного положения. Стремясь к этому, они били челом: об уничтожении исключительной подсудности духовенства; о воспрещении духовенству приобретать служилые вотчины и об отобрании в казну вотчин, приобретенных им с 1584 года; о воспрещении духовенству и боярству (вообще льготным землевладельцам) принимать в заклад тяглые участки в городах и брать за себя тяглых людей (закладчиков); о воспрещении духовенству и боярам селить на посадских «выгонных» землях своих людей и ставить для них подгородные слободы; о прикреплении к тяглым участкам посадских людей и о запрещении им выхода из посадов в другие сословные группы; об уничтожении срока давности для исков; о возвращении беглых крестьян, иначе говоря, о полном прикреплении крестьян, и наконец, об уничтожении данного при царе Михаиле иноземным купцам права льготного торга на внутренних рынках государства. Большая часть этих ходатайств имела значение для одного какого-либо сословия: для служилых людей, или для тяглых, или для торговых; но обыкновенно «вся земля» поддерживала односословное ходатайство, и челобитье являлось от имени всех сословий. Между соборными представителями различных сословных групп существовал очевидный союз, направленный против землевладельческих и судебных льгот высших общественных слоев и против остатков былой бродячей вольности низшего тяглого люда. Общественная середина, составлявшая на соборе подавляющее большинство, «за себя стала» и своими челобитьями искала возможности провести в закон такие «статьи» которые бы действительно охраняли до тех пор попираемый ее сословный интерес. За исключением одного пункта (отобрание земель, приобретенных, духовенством в 1584-1648 гг.), все остальные челобитья были удовлетворены государем и обратились в статьи Уложения. Таких новых статей на 1000 приблизительно статей Уложения насчитывается около 80; это может до некоторой степени дать понятие о напряженности законодательной энергии соборных людей.

Такова была победа средних классов на соборе 1648 года. От нового закона они выигрывали, а проигрывали их житейские соперники, стоявшие наверху и внизу тогдашней социальной лестницы. Как в 1612-1613 г. средние слои общества возобладали бдагодаря своей внутренней солидарности и превосходству сил, так и в 1648 г. они достигли успеха, благодаря единству настроения и действия и численному преобладанию на соборе. И все участники «великого земского дела», каким было составление Уложения, понимали важность минуты. Одних она радовала: те, в чью пользу совершалась реформа, находили, что наступает торжество справедливости. «Нынеча Государь милостив, сильных из царства выводит», писал один дворянин другому: «и ты, государь, насильства не заводи? чтобы мир не проведал!» Некоторые даже находили, что следует идти далее по намеченному пути перемен. Так, курские служилые люди были недовольны своим выборным на соборе Малышевым и «шумели» на него, по одному выражению, за то, что «у государева у Соборного уложенья по челобитью земских людей не против всех статей государев указ учинен», а по другому выражению, за то, что «он на Москве разных их прихотей в Уложенье не исполнил». Но если одни хотели еще больше, чем получили, то другим и то, что было сделано, казалось дурным и зловещим. Закладчики, взятые из льготной частной зависимости в тяжелое государево тягло, мрачно говорили, что «ходить нам по колено в крови». По их мнению, общество переживало прямую смуту («мир весь качается»), и обездоленной Уложением массе можно было покуситься на открытое насилие против угнетателей, потому что этой массы будто бы все боялись. Не одно простонародье думало таким образом. Патриарх Никон подвергал резкой критике Уложение, называя его «проклятою» и беззаконною книгою. По его взгляду, оно составлено «человеком прегордым», князем Одоевским несоответственно царскому указанию и передано земскому собору из боязни пред мятежным «миром». Он писал: «и то всем ведомо, что збор (т.е. собор) был не по воли, боязни ради и междоусобия от всех черных людей, а не истинные правды ради». Разумеется, Никона волновали иные чувства, чем боярских закладчиков. В большой записке он доказывал, что первоначальные намерения государя заключались в том, чтобы просто собрать старые законы «ни в чем же отменно» и преподать их светскому обществу, а не патриарху и не церковным людям. Обманом же «ложнаго законодавца» Одоевского и междоусобием от всех черных людей вышел «указ тот же патриарху со стрельцом и с мужиком» и были допущены вопиющие нарушения имущественных и судебных льгот духовенства в новых законах, испрошенных земскими людьми. Поэтому Никон не признавал законности Уложения и не раз просил государя Уложение «отставить», т.е. отменить. Таково было отношение к собору и его Уложенной книге у самого яркого представителя тогдашней иерархии. Можем быть уверены, что ему сочувствовали и прочие: реформа Уложения колебала самый принцип независимости и особности церковного строя и подчиняла церковные лица и владения общегосударственному суду; мало того, она больно затрагивала хозяйственные интересы церковных землевладельцев. Сочувствия к ней в духовенстве быть не могло, как не могло быть и сочувствия к самому земскому собору, который провел реформу. Боярство также не имело основания одобрять соборную практику 1648 года. К середине XVI столетия из развеянных Смутою остатков старого боярства, как княжеского происхождения, так и с более простым «отечеством», успела сложиться новая аристократия придворно-бюрократического характера. Не питая никаких политических притязаний, это боярство приняло «приказный» характер, обратилось в чиновничество и, как мы видели, повело управление мимо соборов. Хотя новые бояре и их помощники, дьяки, сами происходили из рядового дворянства, а иногда и ниже, тем не менее у них был свой гонор и большое стремление наследовать не только земли старого боярства, но и землевладельческие льготы старого типа, когда-то характеризовавшие собою удельно-княжеские владения. Обработанные И.Е. Забелиным документы вотчин знаменитого В.И. Морозова* вводят нас в точное разумение тех чисто государственных приемов управления, какие существовали во «дворе» и в «приказах» Морозова. Вот эта-то широта хозяйственного размаха, поддерживаемая льготами и фактическою безответственностью во всем, и послужила предметом жалоб со стороны мелкопоместного служилого люда и горожан. Уложение проводило начало общего равенства пред законом и властью («чтобы Московского государства всяких чинов людем, от большого и до меншего чину, суд и расправа была во всяких делех всем ровна») и этим становилось против московского боярства и дьячества за мелкую сошку провинциальных миров. Притязания этой сошки охранить себя посредством соборных челобитий от обид насильников московская администрация свысока называла «шумом» и «разными прихотьми», а шумевших — «озорниками». Тенденция Уложения и челобитья соборных людей никак не могли нравиться московской боярской и дьяческой бюрократии. Так, с ясностью обнаруживается, что, созванный для умирения страны, собор 1648 г. повел к разладу и неудовольствиям в московском обществе. Достигшие своей цели, соборные представители провинциального общества восстановили против себя сильных людей и крепостную массу. Если последняя, не мирясь с прикреплением к тяглу и к помещику, стала протестовать «гилем» (т.е. беспорядками) и выходом на Дон, подготовляя там Разиновщину, — то общественная вершина избрала легальный путь действий и привела правительство к полному прекращению земских соборов.

______________________

* И.Е. Забелин. «Большой боярин в своем вотчинном хозяйстве» («Вестник Европы» 1871 г.).

______________________

XI. Конец земских соборов и их заместители

Земский собор 1648 года был самым полным, самым деятельным и самым влиятельным из соборов при новой династии. Почетно поставленные и обеспеченные казною на все время работ в Москве, выборные люди привлекались иногда в ряды московской администрации не только для отдельных поручений, но и на должности по местному и центральному управлению. Им, вместе с внешним почетом, оказывалось и доверие. Но в то же время в обстоятельствах собора 1648 года крылись уже причины быстрой развязки, конца соборов. Конец этот пришел так нежданно, что позднейшему наблюдателю он может показаться как бы переворотом в правительственной системе.

После собора об Уложении в Москве были еще соборы в 1650, 1651 и 1653 годах. Первый из них занимался вопросом об умиротворении Пскова, где тогда шло очень острое брожение. Два последних были посвящены вопросу о присоединении Малороссии. Последнее заседание собора 1653 года происходило 1 октября, — и более соборы в Москве не созывались. Можно думать, что от них московское правительство отказалось сознательно. После 1653 года, в тех случаях, когда признавалось необходимым обратиться к мнениям сведущих людей, в Москве созывали на совет уже не «всех чинов выборных людей», а представителей только того сословия, которое было всего ближе к данному делу. Так, в 1660, 1662-1663 годах шли совещания бояр с гостями и тяглыми людьми г. Москвы по поводу денежного и экономического кризиса. В 1672 году в Посольском приказе высшее московское купечество было привлечено к обсуждению армянского торга шелком; в 1676 году тот же вопрос был предложен гостям в Ответной палате. В 1681-1682 годах в Москве были две одно-сословные комиссии: одна, служилая, занималась вопросами военной организации; другая, тяглая, — вопросами податного обложения; обе были под руководством одного председателя, князя В.Е. Голицына, но ни разу не соединились в одну палату выборных. Только однажды члены служилой комиссии вместе с освященным собором и думою составили общее заседание для торжественной отмены местничества; но это, конечно, не был земский собор в том смысле, как мы условились понимать этот термин. Прибегая к совету с экспертами в тех делах, где требовались специальные сведения, московская власть в общих делах, хотя бы и большой государственной важности, довольствовалась «собором» властей и бояр. Так, в 1673 и 1679 годах экстренные денежные сборы в виду войны с турками были назначены приговорами освященного собора и думы. Ранее же такие сборы назначались неизменно земскими соборами. Словом, после 1653 г. московское правительство систематически стало заменять соборы другими видами совещаний, на которые ему указывала традиция. Мы видели, что и комиссии сведущих людей при боярской думе и «соборы» властей и бояр существовали еще до Смутного времени и были освящены еще большею давностью, чем выборные «советы всея земли». Признав последние нежелательными, легко обратились к первым, видя в них не меньше смысла, но больше удобств и безопасности.

Однако, земские люди, заметив перемену в отношении власти к земским соборам, не скрыли при случае, что с своей стороны они дорожат опальным учреждением. Когда в 1662 году, в смутную пору тяжелого денежного кризиса, московское правительство неоднократно звало на совет московских гостей, людей гостиной и суконной сотен и черных сотен и слобод, то все эти люди в числе мер к пресечению кризиса предлагали созвать собор. «То дело всего государства, всех городов и всех чинов», говорили гости и торговые люди: «и о том у великого государя милости просим, чтобы пожаловал великий государь, указал для того дела взять изо всех чинов на Москве и из городов лучших людей по 5 человек; а без них нам одним того великого дела на мере поставить невозможно». Черные люди просили того же «О том великого государя милости просим, чтобы великий государь указал взять изо всяких чинов и из городов лучших людей; а без городовых людей о медных деньгах сказать не уметь, потому что то дело всего государства и всех городов и всяких чинов людей». Но судьба соборов была уже решена, и великий государь соборов более не созывал.

После сказанного нами нет надобности много говорить о причинах прекращения соборов. Служа в XVII веке политическим органом средних классов московскаго общества, соборы были сначала в тесном единении с монархом, который в момент избрания своего сам был излюбленным вождем тех же средних классов. Дружное соправительство двух родственных политических авторитетов, царя и собора, продолжалось до того времени, пока верховная власть не эмансипировалась от сословных влияний и пока вокруг нея не сложилась придворно-аристократическая бюрократия. При первых же признаках разлада между земским представительством и «сильными людьми» между нижнею и верхнею палатами земского собора 1648 года, правительственная среда перестает пользоваться помощью собора и прибегает к другим видам совещаний, существовавшим издавна в московском обиходе. Земскому собору перестают доверять, потому что связывают его деятельность с тем «в миру великим смятением», которое колебало государство в 1648-1650 годах. Власть ищет дальнейшей опоры уже не в соборах, а в собственных исполнительных органах; начинается бюрократизация управления, торжествует «приказное» начало, которому Петр Великий дал такое полное выражение в своих учреждениях.

Такова была внутренняя причина падения соборов. Не сомневаемся, что главным виновником перемены правительственного взгляда на соборы был патриарх Никон. Присутствуя на соборе 1648 года в сане архимандрита, он сам видел знаменитый собор; много позднее он выразил свое отрицательное к нему отношение в очень резкой записке. Во второй половине 1652 года стал Никон патриархом. В это время малороссийский вопрос был уже передан на суждение соборов. Когда же в 1653 году собор покончил с этим вопросом, новые дела уже соборам не передавались. Временщик и иерарх в одно и тоже время, Никон не только пас церковь, но ведал и все государство. При его-то власти пришел конец земским соборам.

__________________

Очерк истории земских соборов показывает нам, что вопреки старым утверждениям, будто бы соборы не пережили своей зачаточной формы, можно наблюдать в жизни этого учреждения известное движение, рост и совершенствование. В первое время нашего знакомства с соборами, в 1566 году, собор является пред нами как бы чрезвычайным заседанием боярской думы, в которое приглашены сведущие люди, выбранные самим правительством из лиц, находившихся в ту минуту в столице и принадлежавших к верхам двух основных сословий страны, служилого и тяглого. Представительства, в нашем обычном понимании этого слова, еще не существует; его заменяет правительственное приглашение. Провинциальное общество, если не считать дворян из Торопца и В. Лук, вовсе не представлено прямыми представителями. Исследователям приходится пускать в ход все свое остроумие для того, чтобы объяснить, почему подобного рода собрание могло почитаться в XVI веке за совет всея земли. Прошло столетие и на своем закате земский собор предстает пред нами совсем в иной форме. В составе собора 1648 года столица побеждена провинцией и общественные верхи побеждены общественною серединою. Прежде состав собора определялся приглашением правительства, имевшим в виду лишь столичных обывателей, постоянных и временных. Позднее мы видим, что дворянские уездные общества и тяглые городские общины путем правильных выборов посылают на собор своих выборных уполномоченных; и город Москва наряду с провинцией посылает от себя тем же порядком избранных в его сословных организациях представителей. Раньше на соборах бывали сотни москвичей и десятки «городовых» людей; в 1648 году мы видим на соборе сотни городовых людей и десятки москвичей. Начало выборного представительства, выработанное в бурях Смутного времени, привело к тому, что соборы стали отражать в себе, вместо одной столицы, все государство. С нашей точки зрения, устройство представительства было в 1648 году мало совершенно; сравнительно же с XVI веком оно сделало громадные успехи. Оно превратило земские соборы из вспомогательного правительственного совещания в политический орган средних классов московского общества. Собственно говоря, одно учреждение как бы сменилось другим, хотя оба они и носили одно и то же имя «совета всея земли.»

В том и в другом своем виде, то есть, и тогда, когда собор был правительственною комиссией сведущих людей, и тогда, когда собор стал собранием земских уполномоченных, — он играл роль по преимуществу совещательную. Руководство московскою правительственною практикою сосредоточивалось в боярской думе. Одинаково при государях и в безгосударное время дума стояла во главе текущаго управления; совет же всея земли был совещанием экстренного порядка, в которое обращались только дела чрезвычайной важности. Из своей пассивной роли советника собор выходил лишь в исключительные минуты государственной жизни, когда ему усваивалась, можно сказать, верховная власть. Мы видели, что в эпохи междуцарствия она принадлежала ему нераздельно; при новой династии в важнейшие моменты ее деятельности (мероприятия 1619 года, Соборное уложение, присоединение Малороссии и т.п.) сами государи сливали свой авторитет с авторитетом «всея земли». Но проходил исключительный момент, наступало затишье, — и соборы опять входили в свою обычную роль советника, ожидающего призыва со стороны власти. Мы видели, чем объяснялась эта пассивность земских соборов в пору их наибольшего процветания и значения. Соборы были органом тех же средних общественных классов, представительницею и выразительницею которых была сама новая династия. В общей «разрухе» царь и собор представляли одну политическую сторону, были одною политическою силою, имели одних внешних и внутренних врагов. Это были не противники, готовые спорить между собою за власть, а союзники, готовые дружно защищать общее добро. Не ревнивый контроль, а спокойное доверие характеризовало их взаимные отношения, и не желание верховодить, а стремление «заложиться» друг за друга господствовало в них. Таков был исторический момент, длившийся, прибавим, недолго. В середине XVII века жизнь стала разводить друзей. Власть постепенно освождалась от влияния средних слоев населения, бывших ранее ее поддержкою. Она видела в себе руководительницу всего замиренного после Смуты московского общества, представительницу всего государства. Задачи ее естественно становились более широкими и шли далее односторонней защиты интересов того или иного сословия. А соборы продолжали быть органом общественной середины и выразителями интересов именно средних классов. С другой стороны, вокруг государя постепенно образовалась «приказная», бюрократическая среда, своего рода «средостение» между властью и обществом. Раздражаемая злоупотреблениями приказных людей, земщина стала менять тон на соборах; в 1648 — 1649 гг. она явно стала против «сильных людей» и в борьбе с ними инстинктивно потянулась к тому, что называется законодательною инициативой. Пассивный прежде советник теперь становился неудобным для приказно-бюрократических кругов и потому был очень скоро устранен. Стало быть, как в отношении состава, так и в отношении политической роли, история соборов представляет картину быстрых перемен. Будучи собранием чиновников (правительственных агентов, как выражается В.О. Ключевский) в начале своей деятельности, собор затем является собранием земцев правительственной партии, а в конце показывает возможность обратиться и в оппозиционную организацию.

Со всем тем, как ни быстро менялась физиономия изучаемого нами учреждения, оно во всех фазах своих признавалось всеми ценным и полезным участником московской государственной работы. Мы видели, как часто и охотно прибегала власть к созыву соборов и как высоко ставился «совет всея земли» всеми временными правительствами Смутной эпохи. Соборы давали возможность власти точно узнать мнение и настроение общества и достичь уверенности, что принятое на соборе решение будет принято и исполнено всем обществом. Для земщины собор был средством довести до власти свои жалобы, нужды и желания, «рассказать про неправды и разорения», достичь справедливости и порядка в своей жизни. На собор население смотрело, как на лучший свой орган, без котораго нельзя было решать важных дел, «великаго дела на мире поставить невозможно», как выражались наши предки. Как средство общения власти с управляемым обществом, соборы сослужили Москве большую службу. Московский государственный порядок, из которого ведет свое начало новая Россия, был создан и укреплен, после ужасающей смуты начала ХVІІ века, более всего авторитетом земского собора.

Таково значение и заслуги московского «совета всея земли». Отвечая потребностям и условиям своей эпохи, этот совет был движущим началом московской истории. Для нас, с нашими злобами дня, он только любопытный архаизм. Оживить его ветхие формы невозможно, как невозможно восстановить сословную жизнь Московской Руси. Но изучать старый «совет всея земли» нам очень полезно: для разрешения вековой проблемы об идеальном отношении власти и народа он дает наблюдателю ценный и светлый материал, свидетельствующий о том, что наши предки умели находить отвечавшие потребностям их времени формы «общего совета» и совершенствовать их сообразно с успехами своей общественности.

Впервые опубликовано: Журнала для всех.1905. №№ 1, 2 и 3.

Платонов, Сергей Фёдорович (1860-1933) русский историк, академик Российской академии наук (1920).

На главную

Произведения С.Ф. Платонова
Монастыри и храмы Северо-запада